Любите
всё, ибо всё сейчас пройдет!
Размышляем о
тайне жизни и смерти вместе с Петерисом
Клявой, детским врачом-реаниматологом,
философом и ученым. Случайно —
неслучайно) беседа проходила на улице
Рериха в Риге - примеч. И. В.
Каждого из нас
тревожит самая великая тайна бытия —
завершается ли наша жизнь вместе со
смертью тела? И правда ли то, что мы
обладаем бессмертной душой? Есть ли
"свет иной"? Петерис Клява ищет и
находит ответы на эти вопросы.
На каждом своем
дежурстве в реанимационном отделении
Детской клинической больницы Петерис
Клява сохраняет жизнь тем детям, которых
можно удержать в нашем мире, и провожает
за грань тех, кому уже ничем не поможешь.
С одной стороны, он немножко бог, а с
другой — беспомощный наблюдатель. На
такой работе врачи становятся или
циниками, или пофигистами, или философами.
Иначе просто невозможно каждый день
задаваться вопросами: "Все ли я сделал
для того, чтобы этот ребенок жил?" и
"Зачем люди так страдают?". Петерис
выбрал философскую стезю. С 1985 года он
серьезно изучает вопросы жизни и смерти
и охотно делится с нами своими знаниями.
Разговаривали
мы с Петерисом в офисе на улице Рериха.
И я обратила внимание на то, что у него
совершенно детские глаза, как у тех, кто
очень многое в жизни видел, но в ней не
разочаровался и все еще верит в чудеса.
И мне вспомнилась повесть великого
американского писателя Селинджера "Над
пропастью во ржи". Ее главный
герой-подросток мечтает о том, как он
вырастет и будет работать тем, кто стоит
на краю пропасти и ловит заигравшихся
во ржи детей, чтобы ни один малыш не
сорвался вниз и все остались целы. И мне
подумалось: "Юноша вырос, и его мечта
исполнилась". И, как всякая реализовавшаяся
мечта, она отличается от идеала:
оказывается, не всех и не всегда получается
спасти.
Петерис Клява
родился 20 июля 1964 года. Закончил
педиатрический факультет Рижского
медицинского института. Получил
специальность анестезиолога-реаниматолога.
Более двадцати лет работает
врачом-реаниматологом в Детской
клинической университетской больнице.
С 1985 года изучает глобальные вопросы,
касающиеся жизни и смерти, внетелесного
опыта и развития человека. В 2001 году был
инициатором и главным организатором
визита далай-ламы в Латвию. Несколько
лет вел на телевидении программу "Здесь
и сейчас!. Создатель общества Reanimare,
которое ищет ответы на извечный вопрос:
как сделать нашу жизнь гармоничной.
Выступает с лекциями, ведет семинары.
— Петерис, а
давайте замахнемся сразу на глобальное
— что такое смерть? Почему она нас так
страшит?
— Страшит людей
неизвестность и необратимость
случившегося. Я работаю в детской
реанимации, вижу сотни детских смертей.
И замечаю, что у родителей, теряющих
ребенка, очень редко возникает вопрос:
"Что есть смерть?" Они думают только
о том, что "больше никогда", страдают,
устраивают похороны, ходят на кладбище
и много лет смотрят на фотографии. Горе
утраты велико. Но у тех, кто задается
вопросом "что такое смерть" и ищет
на него ответ, острота страдания
отступает, потому что человек начинает
постигать: смерти нет. Есть переход в
другую форму существования, слияние с
тем белым светом, который видит каждый,
кто переживал клиническую смерть.
Многие мудрецы
это знают. Эйнштейн, когда его близкий
друг в Цюрихе умер, записал в своем
дневнике: "Смерть для нас, физиков,
ничего не значит. Ты ушел первым, я уйду
за тобою. Прошлое, настоящее и будущее
— это навязчивая иллюзия". Дети иногда
интуитивно это чувствуют. Восьмилетняя
девочка, которую я лечил... не важно от
чего, так вот она говорила родителям
незадолго до своего ухода поразительные
слова: "Мама и папа, вы должны понять,
вы только не пугайтесь: нас — нет! Когда
Бог думает сам о себе, мы показываемся
в его уме". Девочка и Эйнштейн говорили
об одном и том же: наше материальное
существование в этом мире является
великой иллюзией, а смерть — переходом.
Уровень ответа
на вопрос "что такое смерть" бывает
разный. Столь сложное знание надо
объяснять так, чтобы люди, стоящие на
разных ступенях развития, поняли
доступную для них часть информации и
чтобы это понимание принесло им утешение.
Первый уровень — человек понес утрату,
согласно законам своей религии, признал,
что умерший попал в рай или ад, быстро
закопал или сжег покойника, помолился,
избавился от воспоминаний и стал делать
новых детей. Это нормальный процесс,
поддерживающий численность населения,
человеческую биомассу. Кстати, в понятии
"биомасса" нет ничего плохого —
из нее произрастает все хорошее и ценное.
Религиозный институт полезен — он
помогает тем, кто остался в живых,
пережить горе, тем, кто ушел, — совершить
переход.
На более высокой
ступени развития, когда голова не занята
сплошными страданиями или непоколебимыми
религиозными убеждениями, когда в ней
достаточно свободного места для
восприятия нового, человек осознает,
что смерть — это просто освобождение
от тела и переход в другое измерение.
Причем измерений может быть много, и
они не являются ни раем, ни адом.
А кроме обычной
мудрости есть еще и запредельная — для
избранных.
— А давайте
шагнем к мудрости! На запредельную,
может быть, посягать не станем, но чуть
глубже, чем принято, о смерти поговорим.
И вот какой любопытный момент мы сейчас
переживаем: над вопросом "есть ли
жизнь после смерти" размышляет
современная наука. А религия, которая
вроде бы занимается духовными поисками,
здорово от нее отстает. Не странно ли?..
— Так получилось,
что сейчас физики-теоретики ближе к
пониманию этих вопросов, чем духовные
деятели. Все меньше места остается для
философии и все больше — для научных
исследований. Всего 4 % человечества
генетически склонны к духовности, всего
16 % — к бизнесу и систематическому труду.
Но кроме врожденных склонностей в нас
заложена тяга к многомерному развитию
в разных направлениях. И современное
западное общество через искусство,
фильмы, спектакли, Интернет постепенно
нас развивает, делает более духовными
и трудолюбивыми. Поэтому западный
человек намного более восприимчив и
образован, чем индус или тибетец. Он
готов поглощать знания, в том числе и
духовные. Он создал науку, и поэтому
Далай-лама так стремится на Запад. В США
Далай-лама каждый год встречается с
самыми продвинутыми учеными — приглашает
семьдесят-восемьдесят нейрофизиологов,
генетиков, квантовых физиков, математиков
и в форме свободной дискуссии обсуждает
с ними вопросы, что такое сознание, жизнь
и что находится за ее пределом.
Белый Свет
смерти, который мы все рано или поздно
увидим, является реликтовой энергией
Вселенной, которая существовала до
всего. Понятие общее и для квантовой
физики, и для всех религиозных учений,
включая христианство. И ученые, и
религиозные деятели хором говорят: свет
— это основа всего, это чистая энергия,
которая неким образом превратилась в
материальный мир. Она — во всем. И в нас
— тоже.
"Я никогда
не говорю умирающим детям, что они умрут.
И никогда никого не обманываю обещанием
продолжения этой жизни. Я стараюсь очень
коротко посвятить ребенка в истину:
"Смерти нет. Ты уходишь из тела и
переходишь в другое состояние". И
ребенок получает от меня подтверждение
своему ощущению того, что он будет
существовать и дальше, но только
по-другому".
— Некоторые
нейрофизиологи утверждают, что
человеческий мозг вовсе не является
источником сознания. А работает только
его приемником. Что вы думаете об этой
теории?
— Профессор
Стюарт Хаммерофф, анестезиолог и психолог
из Университета Аризоны, и его коллега
из Оксфорда сэр Роджер Пенроуз создали
квантовую теорию сознания. Они считают,
что человеческий мозг — это квантовый
компьютер, сознание — его программное
обеспечение, поступающее извне, из
Вселенной, а душа — информация, накопленная
на квантовом уровне. Подобная точка
зрения высказывалась давно, но ученые
подвели под нее вполне научную базу:
носители сознания, то есть информации
— это расположенные внутри нейронов
миллиарды белковых микротрубочек
(microtubules), которым раньше отводили скромную
роль арматуры и транспортных внутриклеточных
каналов. Квантовая информация в них
накапливается и не может быть уничтожена
даже после смерти тела. После того как
тело погибает, она сливается со Вселенной.
И существует бесконечно долго. Профессор
Стюарт Хаммерофф называет эту информацию
"душой".
— Получается,
будто бы человек — это биоробот с
источником внешней энергии. А как же
быть с тем, что человек создан по образу
и подобию Бога?
— Не вижу
противоречия: искра сознания в нем —
от Бога. Чтобы уподобиться Богу, человек
должен постичь себя, а это можно сделать
через любовь, служение и уважение к
другому человеку. Эту идею трудно донести
и до тех, кто нами управляет, и до
миллиардов других, которые живут, как
рыбы, в неосознанных совокуплениях,
отчего 40 000 детей каждый день умирают
от голода. Неплохо было бы привести к
разумению эту массу народа, поднять на
более высокий уровень развития. Процесс
развития — медленный, сложный, но
все-таки возможный!
Знания о смерти
меняют наш образ жизни. А мы их от себя
отталкиваем. В Средние века в Европе
под запретом был секс, зато постоянно
говорили о смерти. Сейчас все говорят
про секс, запретной темой стала смерть.
В обществе как скажешь это слово, так
сразу от тебя все знакомые глаза отводят
и убегают, словно, если его не произносить,
все они будут жить на Земле вечно.
Представьте
себе: человек не может умереть полностью.
В процессе смерти исчезает только его
материальное проявление. Мы теряем
физическое тело, но то, чем мы являемся,
— личность — остается. Наша энергетическая
суть, воспринимающая все явления и
реагирующая на них, живет дальше, не
ограниченная ни пространством, ни
временем. Путешествует по иным мирам и
сливается с Богом.
"В одиннадцатом
классе я увидел сон: женщина принесла
мне черную книгу, в которой "все
написано". Он сбылся через несколько
лет. Я учился в медицинском институте,
и женщина предложила мне купить черную
книгу, где "все написано". Называлась
книга "Бхагават Гита" — индийская
библия о реальности. Стоила книга
тридцать пять рублей, а стипендия у нас
была сорок рублей. Но я все равно ее
купил и читал в общежитии по ночам, под
одеялом, с фонариком — боялся, что у
меня отберут "религиозную литературу".
— Какие события
подтолкнули вас к размышлениям о смерти
и к ее изучению?
— В человеческой
жизни бывают случаи, забыть которые
невозможно, рассказывать про которые
— неловко. С ними обычно сталкиваются
врачи, летчики и космонавты: "Видел
необъяснимое, но никому про него не
поведаю, а то назовут сумасшедшим или
наркоманом, снимут с работы, с дежурств
и полетов".
Более двадцати
лет назад, когда я только начинал работать
реаниматологом, в Даугавпилсе в одной
из квартир взорвался газовый баллон.
Мама сразу погибла, сын получил ожоги
90 % тела. Мальчика привезли в реанимацию.
Спасти человека с такими обширными
ожогами невозможно даже теперь. Мальчик
был обречен. Я шел по коридору, собирался
зайти к нему в палату — первую направо.
Передо мной к нему зашла сестричка, в
белом халате, с длинными распущенными
волосами. Я подумал: "Интересно, что
это за новая сестричка сегодня дежурит?"
Через пять секунд вошел вслед за нею в
палату. А в палате никого нет, кроме
пациента. Но я же ясно видел молодую
женщину в таком странном свободном
халате почти до пола! Вдруг монитор
показал быстрое ухудшение состояния
больного: его сердце билось все медленнее.
Я начал реанимацию, но мальчик умер. И
у меня нет иного объяснения появлению
женщины в белом, кроме одного: это мама
мальчика пришла, чтобы помочь ему выйти
из тела.
Еще один случай
меня долго тревожил. Трехлетняя девочка
умерла после сложнейшей операции на
сердце. И еще несколько дней в пустой
палате сестрички и санитарки слышали
ее плач. Даже те, кто оказывался в палате
случайно и вообще ничего не знал, тоже
слышали, как девочка звала маму. Малышка
не могла совершить переход, ее удерживали
в нашем мире у места смерти вопли и
страдания покинутых близких. В частности
— мамы.
Всем нам надо
знать, что смерть человека — долгий и
сложный процесс, а не мгновенный акт:
был человек — бах, и нет его больше,
аннигилировался! Мы понимаем, что
эмбриона внутри мамы нужно воспитывать,
любовью окружать, чтобы он музыку хорошую
слушал, добрые слова, песни. И тогда он
родится здоровым и хорошим человеком.
Умирающую душу тоже надо лелеять,
окружать заботой, вниманием, без соплей
и воплей. Ведь ей предстоит долгий путь
там и повторное рождение в ином теле.
— Не нужно
предаваться безудержному горю, стенать
"на кого ты меня покинул" и просить
родную душу остаться?
— Нет, не нужно,
а то ведь возьмет и останется. И будет
страдать. Крики несчастных и невежественных
родственников в момент, когда душа
перемещается в духовное измерение,
нарушают процесс. Момент перехода
исполнен благодати, он должен происходить
в тишине, светлой, возвышенной печали.
Иначе человек останется в земной
атмосфере, как призрак, цепляющийся за
свой дом или за родню.
Молитва, призыв
о помощи к тому, кто умеет переходить
из физического тела в духовное — к Богу
любой религии — лучшая помощь умирающему.
Молитва долгая, вплоть до сорокового
дня, когда расщепляется то эфирное тело,
в котором на нашем уровне обитала душа,
и она полностью переходит в иное
измерение.
— Вы с такой
любовью и самоотдачей заботитесь о
чужих детях. А у вас есть дети?
— Я двенадцать
лет как женат и воспитываю мальчика и
девочку — это дети жены от первого
брака, которые очень дороги мне.
— Хороший способ
приобрести минимум ответственности за
детей и максимум радости от них!
— В одиннадцать
лет я думал: как можно полюбить одну
женщину на всю жизнь? А может, вторая
или третья окажутся лучше? В школе в
течение четырех лет у нас было по
тринадцать уроков русского языка и
литературы. Я запоем читал русскую
классику, романы и повести, в которых
нет счастливых историй любви. Лермонтовский
гордый и одинокий Печорин из "Героя
нашего времени" был моим виртуальным
фантомом, с которым я мысленно общался.
Я очень рано почувствовал, что не могу
быть счастлив на обычном уровне семьи.
И в то же время я всегда хорошо контактировал
с детьми. Педагог Илзе Петровна Архипова,
которая в моей школе преподавала русский
язык и литературу, советовала мне стать
детским врачом. Я был категорически
против. Врачом — да, но только взрослым!
Поступал на общий лечебный факультет,
но мне для него не хватило полбалла, и
меня взяли на педиатрический, за что я
искренне благодарен судьбе.
За годы работы
в реанимации я понял, что очень легко
создать ребенка и удовлетворить таким
образом свой эгоизм. Сделал лапочку,
понянчил, поцеловал, погладил... Но что
ты ему еще можешь дать? Я вижу этих пьяных
дегенератов, которые тоже, без сомнения,
божественные создания, которые
размножаются, как рыбы в пруду, чьи дети
потом страдают и умирают. Я понимаю, что
кто-то из детей воспитывался в ужасных
условиях и стал гением или святым, кто-то
с младенчества нищенствовал и стал
аватаром Бога. Понимаю, что
материально-психологический комфорт
не всегда самое главное в воспитании
ребенка. Но у меня свое собственное,
личное отношение к страданию. И я не
хотел бы ни при каком условии обрекать
на него человека.
Каждый сам
выбирает свою меру ответственности. И
я выбрал ответственность за приемных
детей и своих пациентов.
— Главный
человек в вашей жизни?
— (Долго молчит.)
Раз я об этом задумался — значит, у меня
такого нет.
— Ваш любимый
фильм?
— Все фильмы с
Никулиным. Почему Никулин? Потому что
сложный потусторонний Тарковский или
"Матрица" — это классно. Но мне
такого классного достаточно в моей
жизни и на работе. А когда вижу Никулина,
то понимаю, как запредельная мудрость
бытия оборачивается гениальной простотой.
Это для меня откровение. В одном из
последних интервью у Никулина спрашивают:
"Что есть счастье?" Он отвечает:
"Это очень просто. Я утром встаю. Мы
с женой пьем кофе. Завтракаем. И я иду
на работу в цирк". Долгая пауза, и вся
Россия замирает и приникает к экранам
телевизоров — что же дальше?.. Никулин
после паузы продолжает: "Потом я
работаю в цирке. Вечером возвращаюсь
домой. Мы с женой ужинаем. Пьем чай. И я
иду спать". Точка. Все воспринимается
целиком, как есть, без ненависти, без
сожалений. И в будничной серости сразу
видно совершенство мироздания. Никулин
дает исполниться всему прекрасному,
без нервов, без истерики, без срывов. Он
умеет посмеяться, он показывает нам
глубокую радость бытия. Как Бог-Дитя —
это его образ.
— В чем смысл
вашей жизни?
— В жизни нет
смысла. Какой смысл во сне? Где эти люди,
которые жили до нас? Их нет и никогда не
было! Мы из пустоты пришли, в нее и
вернемся. Нет смысла ни в чем, даже в
творчестве. Само бытие превыше всего,
превыше Баха и Моцарта. Надо просто
жить. И делать, что умеешь. Надо познавать
самого себя. Невероятно интересны
рассказы продвинутых людей о внетелесном
опыте. Они бывают в иных мирах, рассказывают,
как там хорошо, намного лучше, чем здесь.
И кажется: как захватывающе, кажется,
что те измерения могут и тебя удовлетворить.
Надо там побывать! Побываешь — у меня
были такие моменты. И приходит время,
когда ты понимаешь, что те великие миры
тоже не могут удовлетворить твой запрос.
И приходишь к
выводу, что надо просто жить, делать,
что можешь, и пусть все будет как будет.
— Что для вас
счастье? Ощущали ли вы его?
— Счастье —
это короткий проблеск, когда ум спокоен,
а духовный интеллект чувствует присутствие
вечной силы, на которое отзывается
сиянием твой внутренний свет. Гармония
внутреннего и внешнего. И ты понимаешь,
что надо было бы находиться в таком
состоянии умиротворенной радости
всегда. Что мешает? Конечно, наш непрерывно
суетящийся ум.
А еще счастье
для меня — когда больной ребенок попросит
воды и я ложечкой даю ему пить и утоляю
его жажду. Счастье — когда я вижу умных,
интеллигентных и добрых родителей,
которые любят своего ребенка.
— Для вас важно,
чтобы вас любили другие люди?
— Для меня
важнее любить самому. Любовь — это когда
у вас общие интересы, вам одно и то же
очень нравится и не нравится. На подобной
основе создается вполне приемлемая
семейная жизнь. А вообще-то каждый
засыпает и умирает сам, в своем одиночестве.
Как Бог один, так и ты один. И если кому-то
удается интегрировать в свое одиночество
другого человека — это замечательно.
— Одиночество
— это горе?
— Вопрос —
почему ты один? Многие совершенные люди,
например Махариши, рекомендуют для
человека семейную жизнь. Иисус Христос
был в Тибете и говорил мужчинам: "Лучший
монастырь для тебя — твоя семья. Это
отличная школа служения, ведь, когда ты
делаешь хорошо другому человеку, ты
делаешь добро Богу". Мне лично нравится
мыть посуду, гладить рубашки. Я использую
эти моменты для практики в концентрированной
осознанности.
— Если бы вы
были всемогущим, что бы вы изменили в
нашей жизни?
— Я бы спросил
у Бога: "Понятно, что все — иллюзия,
но почему, Боженька, Тебе потребовалось
создать иллюзию, в которой дети и взрослые
страдают, умирают от голода, и это
ощущается на физическом уровне? Создай
другой сон для разума. В этом Твоем
кошмаре нам плохо! На фиг он нам и Тебе
нужен?"
Ученые, в том
числе знаменитый астрофизик Стивен
Хокинг, считают, что Бог Вселенную не
создавал. Может, и не создавал. Может,
ее создали падшие ангелы и прочие
неумелые ученики Бога, чтобы реализовать
свои комплексы. Они забрасывают души,
созданные Богом, в материальные миры,
которые соорудили сами. А потом
рассматривают, что из этого вышло, и
приятелям показывают. И задача святых
учителей — Иисуса, Будды — эти искры
Бога вытаскивать из чужих миров и
возвращать Богу.
Будда сказал,
что творение — это проявление невежества
богов. Что он имел в виду? Лев Толстой
написал "Войну и мир". Ему было
писать интересно. Нам читать интересно.
А если представить, что герои его книг
живут в созданном писателем мире, где
умирают на войне, в родах, мучаются от
болезней? Они бы тоже роптали и выступали
против создателя: "Почему ты не
придумал добрую книгу с хорошим финалом?"
И если бы я был
Всемогущим, то сделал бы так, чтобы в
мире не было боли и физических страданий.
А с нравственными муками типа "любит
— не любит" человек уж как-нибудь
справится.
Видео здесь:
Видео здесь:
Материал (напечатан 08.06.2016) взят из источника
Комментариев нет:
Отправить комментарий